— Давай откликнись, кто живой! — крикнул я, забегая на пролёт выше. — И кто неживой, тоже выходи, покончим с этим делом сразу!
Правильно я придумал, пусть сами ко мне идут, нечего искать всякую тварь по этим закоулкам. Послышался топот, ко мне взбежал Сергеич. Замер, водя стволом из стороны в сторону, но шаги продолжали доноситься. Шаркающие такие, как раз в том стиле, какой я в последние дни особенно не люблю. Они всегда нехорошее предвещают.
— Сверху или снизу? — вдруг спросил Сергеич.
— Чего? — не понял я.
— Мертвяк, спрашиваю, откуда вылезет, оттуда… — он кивнул на верхнюю площадку, — или снизу?
— Снизу вроде, — сказал я в ответ, прислушавшись.
Что-то глухо ударилось в приоткрытую дверь, затем мертвячья рука ухватилась за неё, открывая. Тётка толстая, в халате и бигудях, сильно потраченная зубами. Из-за тучности и так еле ходила, наверное, а в мертвецком виде вообще еле ноги переставляет. Справа гулко треснул выстрел из автомата, хлыстом ударило по ушам, а бродячий труп упал навзничь. Всё?
— Всё? — спросил Сергеич.
— Откуда я знаю? — морщась от боли в ушах, ответил я. — Подождём. Пусть сами к нам топают.
Второй притопал вскоре из той же самой квартиры — замухрыжистый лысоватый мужичок с многочисленными укусами. Убил его тоже Сергеич, когда тот пытался перебраться через тушу лежащей в коридоре тётки. Мы постояли ещё минут пять, настороженно ожидая появления новых тварей, но никто уже не пришёл. Зато дождались запроса по радио от Лёхи: «Ну, чего там копаетесь?» Действительно, мы сюда по делу пришли, не в подъезде потоптаться.
Пошли выше, аккуратно, продолжая с опаской оглядываться на приоткрытые двери, но оттуда уже никто не появлялся. Третий этаж — все двери заперты. На площадке между третьим и четвёртым лежит труп с проломленной головой. Скорее даже прорубленной — топором навернули. Интересно, а почему тётка с мужиком из квартиры снизу сюда пожевать не наведались? Есть чем там перекусить? Ладно, нам выше надо.
Переступили через мертвяка, а мне подумалось, что надо бы ещё и хозяйственными резиновыми перчатками обзавестись. Придётся так какого жмурика двигать, а в наших «без пальцев» к ним и прикасаться противно, да и опасно.
На площадке, где квартира Палыча, было тихо. Запах тоже ни на что не указывал — мертвечиной смердело по всему подъезду. Настороженно оглядываясь, я нажал на кнопку звонка, откликнувшегося допотопным металлическим звуком, как школьные в моём детстве звенели. Послышались шаркающие шаги, которые заставили меня привычно насторожиться, хоть я и понимал, что пришли мы к живому человеку, который, собственно говоря, нам дверь в подъезд открыл. Но это уже рефлекс. Нервным стал.
Щёлкнул замок на стальной двери, она распахнулась. Палыч был среднего роста сутуловатым мужиком лет пятидесяти, бледным, с мешками под глазами, как от долгого недосыпа, одетый в заношенный спортивный костюм. Он посмотрел на нас и, ничего не сказав, молча направился в квартиру, бросив дверь открытой. Я расценил это как приглашение заходить и направился следом. Сергеич последовал за мной, захлопнув тяжёлую дверь и задвинув гулкий засов.
Хозяин квартиры молча прошёл в старомодно и небогато обставленную гостиную, какую было принято раньше именовать «залой», и, отодвинув стул, молча уселся за длинный стол, накрытый белой скатертью. Я бросил взгляд искоса на Сергеича и заметил, что он насторожился. И было с чего — в квартире были настежь открыты окна, но запах мертвечины стоял такой, что заставлял заподозрить нехорошее. Причём запах «живой» мертвечины, я уже научился их различать, с примесью какой-то химии ацетонной.
— Здравствуйте, — сказал я, и в полной тишине, царившей в квартире, мои слова прозвучали как из другого мира.
Палыч лишь кивнул в ответ, затем спросил:
— Степаныч где?
— За рулём, по району ездит, — ответил я. — Когда вы готовы будете, они к подъезду подкатят. А вы ещё не собирались?
Я не видел ни собранных сумок, ни следов сборов, да и сам хозяин не был одет для выхода из дома — треники и тапочки к уличной одежде отнести сложно.
— Ружьё принесли? — спросил он.
Сергеич молча снял с плеча чехол с оружием, выложил его на стол перед хозяином квартиры, раскрыл.
— «Ижак»-вертикалка и пистолет, — сказал Сергеич. — Две сотни патронов к ружью и сотня к пистолету. Умеете пользоваться?
— Разберусь, — всё тем же безжизненно-глухим голосом сказал Палыч, отодвинув ружьё и протягивая руку к ПМ.
Действительно, он достаточно сноровисто, хоть и медленно, проверил магазин, дослал патрон. Поднялся, вздохнув и тяжело опираясь рукой на стол. Я заметил, как Сергеич ещё больше насторожился, да и у меня правая рука снова переместилась на рукоятку автомата, висящего наискось на груди. Что-то не так здесь было, что-то не так…
— Жена у меня совсем обезножела, — сказал вдруг он, глядя при этом в пол и медленно направляясь к закрытой двери, ведущей в какую-то смежную комнату. — Сейчас я. Сейчас. Подождите.
Он толкнул дверь, открыв её, но так, чтобы только самому зайти. И сразу прикрыл за собой. Но волну усилившейся мертвячьей вони я успел ощутить и инстинктивно отступил назад, стараясь оказаться спиной к глухой стене, вдоль которой вытянулся старинный сервант с выставленной на полках хрустальной посудой. Сергеич тоже половчей перехватил АКС.
— Что там у него? — прошептал он, не отводя взгляда от двери.
— Откуда я знаю?
Наступила тишина; сквозь дверь до нас доносился приглушённый голос Пал Палыча, но разобрать из него хоть слово не получалось — на совесть делали двери в этих старых домах. Затем голос смолк, и вдруг неожиданно громко треснул пистолетный выстрел. Не знаю почему, осознавая, что поступаю совершенно опрометчиво, я бросился вперёд, распахнул дверь, за которую ушёл Палыч, остановился в дверях, уставившись взглядом ему в спину, часто и мелко вздрагивающую.